«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Старались не думать. Заниматься своим делом.

Мы вообще старались не думать, что в любой момент можем погибнуть.

Александр Михайлович, вас призвали в 1942 году. В июле 1942 года был выпущен приказ № 227 «Ни шагу назад». Вы о нем знали?

Нет.

Под Кандалакшей в вашей бригаде погиб замполит. А вообще, на передовой вы часто замполитов видели? Как к ним относились?

Тот, что погиб, он никогда на передовой не был. Начальник штаба к нам приезжал. Огневые осматривал, распределял секторы стрельбы, а замполита мы не видели. Только вот первый раз приехал и погиб.

А другие офицеры, замполиты?

У нас офицеры были как отцы. Ну и побаивались они. Если солдаты тебя невзлюбят, могут ведь и кокнуть незаметно. Так что все офицеры относились к нам уважительно.

А со Смершем сталкивались? У вас же отец был репрессирован, а вы служили в секретной части.

Сталкивался. Мы тогда до Орши дошли, ко мне дневальный прибегает, говорит, вас в Смерш вызывают. Я сразу понял, что он про отца докопался. Пришел, а он мне говорит: «Ну садись, давай чайку. Ну как у тебя». Я отвечаю, что все нормально. И мне: «А у вас родители где?» «Мать в деревне, брат, сестра, а отец в 40-м году умер». «Как умер?» «Не знаю. Мне мать сказала умер». «Нет, он у вас не умер, он арестован». «Не знаю, мне мать сказала, что умер в 40-м году, перед войной». «Давай со мной в контакте работать», ну то есть стукачом. Я думаю – нет. Он мне говорит: «Я тебя пошлю учиться», – а я ни в какую, так и не дал согласия. В Кандалакше он меня вызывает: «Ты не информируешь, я тебя в разведку направлю!» Я говорю: «Пожалуйста. Я с вами в любую разведку пойду». Больше он меня не вызывал, но награды стал зажимать.

Вам награды зажимали, а как вообще награждали?

В первую очередь давали офицерам, нам что останется, чаще всего «За отвагу», «За боевые заслуги». С наградами у нас туго было. Да оно и сейчас так же.

Как вас кормили? В блокадном Ленинграде, понятно, плохо. В лагерях тоже плохо, а когда в гвардейские минометы попали – как кормили?

Когда в Октябрьские казармы попали – вот тут нас кормили! Сам начальник приходил, проверял, чтобы ложка стояла. Приходил и на завтрак, и на обед.

А на фронте как кормили?

Хорошо. На переднем крае не очень, днем-то кухню не доставишь, только ночью. А так хорошо.

А 100 грамм выдавали?

Перед боем.

Как вы на фронте мылись?

Первое время у нас бань не было. Позже уже к нам приезжали армейские бани, машины для прожарки одежды. А в Москве у нас как-то такая прожарка сгорела, и вся одежда в ней. Кто-то, наверное, спички в кармане забыл. А летом – если была река, в реке мылись.

Женщины в бригаде были?

Были, санитарки.

А какое было отношение к ним, были ли на фронте романы?

Были. У нас, солдат, не было, а офицеры – другое дело. Но потом пошел разврат, неприятности, и комбриг отправил их.

На фронте вы деньги видели?

Нет. У нас был оклад 15–20 рублей, мы на оборонный займ подписывались. Табак нам выдавали. На фронте деньги куда девать? А после войны служил в Германии – там оклад хороший был, сто с лишним рублей. Кроме того, за награды платили. Я деньги на книжку клал.

В Германии платили в рублях или в марках?

В марках, а потом обменивали.

Ваша бригада прошла Польшу и Германию. Какое было отношение к местному населению и как местное население относилось к вам?

Первое время все боялись. Идешь, смотришь – они в переулке собираются, подходишь к ним, а они уходят и не найдешь их. А потом стали приходить на кухню, есть.

А в Польше как местное население относилось?

Там хуже, там бандеры. Там очень опасно было.

Мародерство было?

Было. Но у нас поменьше. У нас очень строгий приказ был: за мародерство – расстрел на месте. Но трофеи брали. Мы в Германии первое время своей кухней не питались. Только трофеями. У немцев в подвалах банки с едой, дашь немцу покушать, не отравлено ли, а потом сами ели.

В Германии было разрешено отсылать домой посылки. Вы их посылали?

Да. Я две посылки своему дяде отослал.

Достаточно долгое время вы воевали под командованием Жукова. Как вы его оцениваете?

Если бы не Жуков – нам победы не видать. Он строгий был, наказывал, но он нас очень жалел и берег. Мы все гордились, что у Жукова воевали.

Интервью А. Драбкин

Лит. обработка Н. Аничкин

Хорев Михаил Гаврилович

Я родился 10 января 1921 года во Владимирской области, вблизи древнего города Муром. Учился в начальной школе в деревне, а в средней школе уже в самом Муроме, в школе номер 5.

Окончив 8 классов, я поехал в Москву и поступил в техникум, но проучился всего два года. В 1938 году молодежь призывали идти в артиллерию, авиацию. Я готовился в авиацию, даже несколько раз прыгал с вышки, а вот с самолета прыгнуть не удалось, хотя я к этому готовился. Но к нам в техникум как-то приехал артиллерист, которому удалось убедить меня поступать в Рязанское артиллерийское училище. Осенью 1940 года я, по первому разряду, окончил училище и был направлен в 360-й полк резерва Верховного командования. Мы с моим другом Володей Рогозиным попали в первую учебную батарею. Что характерно, она была укомплектована лицами, которые имели в свое время отсрочку для обучения, но тут, по приказу министра обороны, для восполнения потерь командного состава, в том числе младшего, были призваны и люди с высшим образованием, так что в батарее 50 % было с высшим образованием, 50 % с законченным средним образованием, даже два кандидата наук было: Шульберг, кандидат наук и доцент астрономии Одесской обсерватории, и Ларин, который был кандидатом исторических наук. Так что мы не только учили их артиллерийскому делу, но и учились у них. Я был групповод по марксистско-ленинской подготовке, а тут такой исторический муж. Так я без разрешения замполита поручал Ларину читать лекции. Он такие подробности рассказывал, о которых я даже не слышал.

Через год мы должны были выпустить их командирами, но,